Китай: новая дипломатия с глобальными «замашками. Китайская дипломатия «политического реализма Китайская дипломатия

Не могла не беспокоить Китай обстановка и в другой стране Великого шелкового пути - Афганистане, полностью дестабилизированная в результате вывода «ограниченного контингента» советских войск. Прерванные связи с Афганистаном после захвата Кабула отрядами моджахедов в 1993 г., обострение ситуации после перехода Кабула в руки исламского движения «Талибан», контролировавшего к 1996 г. 93% территории страны и находящегося в состоянии гражданской войны с поддерживаемым Россией и центральноазиатскими республиками «Северным альянсом», а главное, участившееся проникновение на территорию СУАР уйгуров с талибских баз, расположенных на территории Афганистана и, как подозревали в Пекине, Пакистана, - все это создавало обстановку неопределенности и прямых угроз интересам безопасности КНР. Дипломатия Китая интенсивно искала контакты с талибским правительством «Исламского эмирата Афганистан» в целях установления с ним, вслед за Саудовской Аравией, ОАЭ и Пакистаном, официальных дипломатических отношений, свидетельством чего служат переговоры в Кабуле представителей МИД КНР 3 февраля 1999 г., что рассматривалось даже как выход из режима дипломатической изоляции движения «Талибан». Подкреплялось это и проектом строительства ветки газопровода Туркменистан - Афганистан - Пакистан с выходом на порт Карачи, поддержанным Пекином и призванным способствовать достижению «экономического» примирения всех воюющих сторон.

Неприятие терроризма и его проявлений «в любых формах» в условиях участившегося проникновения на территорию СУАР уйгуров с талибских баз предопределило голосование представителя КНР 4 ноября 1999 г. за резолюцию ООН о введении экономических санкций против движения «Талибан», что не помешало, впрочем, Пекину в неофициальном порядке поддерживать контакты с талибами и обещать им содействие в отмене санкций ООН. Таким образом, накануне событий 11 сентября 2001 г. на фоне официально озвучиваемой МИД КНР линии равноудаленности от противоборствующих сторон, поддержки мирного урегулирования конфликта путем формирования коалиционного правительства и принципиального осуждения терроризма Пекин обеспечил себе наиболее выгодные позиции в урегулировании афганской проблемы, поддерживая интенсивные контакты как с противниками «Талибана», так и с лидерами самого движения на уровне политических эмиссаров и спецслужб, качественно превосходящие связи Москвы и Вашингтона. Завершая этот сюжет, отметим, что, поддержав антиталибскую операцию Вашингтона, Пекин добивается, чтобы США, в свою очередь, отказавшись от «двойного стандарта», официально поддержали КНР в борьбе против синьцзянских террористов, а также сепаратистов Тибета и Тайваня.

Результатом раундов, выросших из механизма двусторонних российско-китайских пограничных переговоров, стало подписание 26 апреля 1996 г. в Шанхае главами пяти государств-соседей Б. Ельциным, Цзян Цзэминем, Н. Назарбаевым, А. Акаевым и Э. Рахмоновым Соглашения об укреплении доверия в военной области и взаимном сокращении вооруженных сил в районе границы, положившего начало формированию регулярных контактов «Шанхайской пятерки». Соглашение предусматривает общерегиональные по значимости и беспрецедентные по масштабам меры по ограничению на дислокацию вооруженных сил и размещение вооружений вдоль линии границы, а также содержит положения о предельных масштабах приграничных военных учений, о взаимном предуведомлении о них и направлении на учения наблюдателей. Московское соглашение о взаимном сокращении вооруженных сил в районе границы, подписанное в том же формате в апреле 1997 г., подтвердило отказ от применения вооруженных сил, дислоцированных в районе границы, для осуществления военной деятельности, угрожающей другой стороне. Оно предусматривает обмен военной информацией, введение лимита на любую военную деятельность в 40 тыс. чел. и расширение мер доверия на демилитаризованную зону глубиной 100 км от линии границы на всем ее протяжении в 7,5 тыс. км. Наибольшие трудности по реализации данных соглашений встали перед российской стороной, ибо основные силы российских войск на востоке сосредоточены именно в 100-километровой зоне, за пределами которой расположены труднодоступные, лишенные инфраструктуры районы. Возникнув в известной мере в «пожарном» порядке, в стремлении закрыть зияющие в постбиполярной геополитике «черные дыры» на границах, а также не допустить закрепления в прилегающих районах - одной из перспективнейших ресурсных баз планеты - третьих сил, в частности НАТО с ее программой «Партнерство во имя мира», «Шанхайская пятерка» стала в дальнейшем, с подключением Узбекистана, прообразом нового типа взаимоотношений и моделью регионального сотрудничества, получившей наименование «шанхайский процесс».

В КНР сложилось даже целое направление разработчиков концепции «шанхайского процесса», ведущими из которых являются Юй Суй, Чжао Хуашэн, Ся Ишань, Чжан Бужэнь, Пань Гуан, уделяющие наибольшее внимание в своих работах вопросам военной безопасности и торгово-экономического сотрудничества. Создание механизма многосторонних консультаций «по вопросам мер доверия, предсказуемости, стабильности» между КНР, Россией и другими имеющими с Китаем общую границу центрально-азиатскими государствами, в условиях, когда не допускается установление чьего-либо контроля или появление каких-либо перекосов в правах участников, несомненно, уникальное явление в истории стран Азии, имеющее огромные перспективы.

Достаточно пристально за ходом пограничного урегулирования и возможными территориальными уступками на постсоветском пространстве следили и на Тайване. Гоминьдановская историография имеет богатейший опыт территориально-картографических исследований, и, даже оставляя исторические претензии за рамками контактов со своими новыми партнерами на постсоветском пространстве, она не торопится полностью их снимать. Тайбэй и сегодня не признает ни независимую Монголию, ни так называемые «неравноправные договоры». Иллюстрацией этого могут служить, например, периодически издаваемые на острове карты «утраченных территорий» времен цинского и даже юаньского Китая. В этой связи уместно напомнить, что любая формула будущего урегулирования проблемы «Большого Китая» не исключает возможности реанимации выдвижения китайского территориального «реестра» к соседям, что заставит вернуться к рассмотрению пограничного вопроса.

Последующий за распадом СССР период можно с полным основанием назвать «китайским сезоном» в бывших советских республиках ввиду огромного количества делегационных обменов, межправительственных соглашений и коммерческих контрактов. Уделяя внимание практически всем странам постсоветского пространства, в частности Украине и Белоруссии с их мощным военно-промышленным комплексом и готовностью, как об этом заявил во время визита в КНР в 1995 г. президент Белоруссии А. Лукашенко, рассматривать КНР в качестве «образца экономического развития», Китай особенно сосредоточился на среднеазиатских республиках. Осознавая, что Центральная Азия на момент распада СССР не занимала ведущего места в приоритетах мировых держав и соседних стран, китайская дипломатия, тем не менее, исходила из простой логики, не выходящей за рамки традиционных схем «политического реализма», предполагающих стремление к сохранению «баланса сил», недопущению нарушения «статус-кво», противодействие вторжению третьих держав, например Турции в Центральной Азии и Японии в Монголии (в 1997 г. заместитель госсекретаря США С. Тэлботт также объявил Центральную Азию зоной стратегических интересов США), в сферу традиционного геополитического влияния Китая. Центральная Азия является ярким примером соперничества КНР и США в Азии, где, с учетом горького опыта, когда созданное при поддержке Вашингтона движение «Талибан» вскоре вышло из-под контроля, Пекин опасается возможности провоцирования сепаратистов в СУАР в результате проникновения НАТО по «косовскому» сценарию. Характерно, что летом 1999 г. впервые несколько уйгуров выступили на слушаниях в конгрессе США с душераздирающими рассказами о бедственном положении в СУАР.

Не будучи еще в состоянии полностью занять место слабеющей России в Северо-Восточной Азии и вытеснить ее с трансазиатского Великого шелкового пути, Китай с пониманием отнесся к стремлению Москвы играть особую роль в СНГ и не желал форсированного сокращения военно-политического присутствия России в регионе (в частности, дислокации российской дивизии в Таджикистане). Однако сокращение войск России в азиатской части приобрело обвальный характер (численность дислоцированных на Дальнем Востоке войск за год с небольшим уменьшилась на 150 тыс., что наложилось на отток населения и создало «вакуум демографического присутствия»), а реорганизация военных округов в восточных районах страны сопровождалась, в условиях недостаточного финансирования, трудностей в ремонтном обслуживании, снабжении топливом и комплектовании боевым составом, свертыванием военно-морской активности и критическим состоянием ядерных ударных средств наземного базирования и самолетов - носителей ядерного оружия. С одной стороны, это снижало давление на три эшелона линий обороны КНР, но с другой - создавало ситуацию «вакуума силы» и образования «черных дыр», особенно в районе Центральной Азии, где совершенно неподготовлено попытались перейти к созданию «свободной экономической зоны», следствием чего стали интенсивный наркотрафик, торговля оружием, трансграничная преступность. С пониманием отнеслись в Китае и к подписанию ташкентского соглашения о коллективной безопасности, признавая право государств на «объединение усилий для обороны» и подчеркивая: «… афганский кризис свидетельствует, что внешняя угроза для СНГ сегодня действительно существует, и она объективно свидетельствует о крайней необходимости военной интеграции СНГ, за которую выступала Россия».

В Пекине осознавали, что, даже с учетом возможности возрождения «имперских амбиций» России, какие-либо резкие подвижки и изменения в сложившемся статус-кво недопустимы. В условиях традиций обособленности, сепаратизма внутренних районов проживания более 50 национальных меньшинств Китая общей численностью более 100 млн чел., а также в ситуации огромного разрыва в уровнях модернизации и экономического развития восточных прибрежных и глубинных западных регионов страны серьезные катаклизмы на северо-западных рубежах Китая были чреваты расколом социально-политического единства страны. Наибольшие опасения в Пекине вызывали границы с новыми независимыми государствами Средней Азии, где рост казахского, киргизского и узбекского национализма не мог не стимулировать подъем антикитайских и сепаратистских настроений, в частности в Синьцзяне (Уйгурстан и Кашгария) и Тибете. В КНР, несомненно, предвидели угрозу возможного «экспорта независимости» из стран СНГ, роста ирредентистских настроений нацменьшинств и возрождения паннационалистических образований типа «Великий Туран», «Великая Монголия» или «Восточный Туркестан». С учетом этого дипломаты КНР, в отличие от менее искушенных эмиссаров Тайбэя, тщательно взвешивают каждую фразу при обсуждении деликатных национальных сюжетов во время переговоров на самых различных уровнях.

Освоение китайскими экспортно-импортными компаниями обширного рыночного пространства стран СНГ свидетельствует о наличии у Пекина, в отличие от России, продуманной стратегии «привязки» экономик бывших республик СССР к экономике КНР. Так, имеет место определенное разделение «сфер влияния», при котором значительная доля товарообмена начинает приходиться на приграничную и межрегиональную торговлю и Дальний Восток как бы «отдается на откуп» Северо-Восточным провинциям КНР, а Центральная Азия - районам Северо-запада. При этом компании Юга, пытающиеся прорваться на весьма привлекательный и непритязательный к качеству китайских товаров рынок постсоветского пространства, выступают «нарушителями конвенции», действующими на свой страх и риск. Возрождению маршрута Великого шелкового пути способствует завершенная в 1990 г. состыковкой с Казахстаном Трансъевразийская железная дорога, которую китайцы считают выгодной альтернативой российскому Транссибу.

Структура и динамика российско-китайской торговли создавали ощущение, что Китай, лишенный западных поставок и нуждающийся в военных и космических технологиях своего соседа, больше России заинтересован в развитии торгово-экономических отношений. Стремительно рос объем китайско-российской торговли, увеличившись с 3,9 млрд долл. в 1991 г. до 5 млрд долл. в 1992 г. и достигнув рекордной отметки - 7,7 млрд долл. в 1993 г. Причем Россия получила твердое положительное сальдо, хотя проблема долга бывшего СССР Китаю (около 1,5 млрд долл.) долго оставалась нерешенной. КНР стала вторым после Германии крупнейшим торговым партнером России. Львиная доля товарооборота, значительная часть которого оплачивалась в товарной форме, приходилась на закупку у Российской Федерации вооружений, включая истребители-перехватчики Су-27 (в 1994 г. было закуплено 24 машины, а затем китайская сторона приобрела лицензию на производство 200 машин), МиГ-29, МиГ-21, Ил-76, бомбардировщики Ту-22М, зенитные ракеты и системы ПВО, танки Т-72, БМП, подлодки класса «Кило», а также, пока это позволяли стремительно растущие российские цены, черные металлы, транспортные средства и оборудование для электростанций, минеральные удобрения и сырьевые товары.

В августе 1992 г., после двухгодичного перерыва, возобновилась работа двухсторонней межправительственной комиссии по торгово-экономическому и научно-техническому сотрудничеству (с китайской стороны ее возглавил Тянь Цзиюнь, которого вскоре сменил Ли Ланьцин), а в 1993 г., после почти 35-летнего перерыва, было возобновлено сотрудничество России и КНР в мирном использовании ядерной энергии, выразившееся в готовности России поставлять реакторы для китайских АЭС. Пользуясь бедственным положением российского ВПК, китайская сторона развернула целую программу по приглашению за минимальные средства в КНР большого количества военно-технических специалистов из Российской Федерации, Украины и других стран СНГ, занимающихся, в частности, разработкой крылатых ракет, противолодочным оборудованием, методикой проведения ядерных испытаний и повышения точности ракетной техники. Впрочем, в Пекине явно отдавали себе отчет в том, что если Россия стала бы единственным, хотя и дешевым, источником новых технологий в будущем, то, похоже, Китай в дальнейшем окажется позади не только в области военных технологий, но и во всех гражданских сферах науки и техники. Примером диверсификации программ технологического перевооружения может служить, в частности, кооперация с Израилем в деле создания нового истребителя класса F-16.

В экспорте же КНР в Россию преобладали так называемая «челночная торговля» и «дикий бартерный обмен», которые скоро перенасытили российский рынок некачественными товарами легкой промышленности, а стихийный ажиотажный рост приграничной торговли в условиях правовой неурегулированности и «безвизового обмена» очень скоро показал все «прелести» нецивилизованного товарообмена, особенно населению и властям Дальнего Востока. В 1993 г. приграничная и межрегиональная торговля составляла более 70% общего российско-китайского товарооборота, породив рост коррупции и контрабанды, в т.ч. наркотиков, ухудшение имиджа взаимного сотрудничества, что осложнялось еще, как это принято говорить у психологов, очевидным культурно-цивилизационным шоком. Ситуация усугубилась стремительным ростом подхлестнутого ошибочно введенным на первых порах безвизовым режимом въезда китайского населения приграничных районов, а также граждан КНР, имеющих служебные паспорта, на территорию России (к 1994 г. флуктуирующая китайская диаспора на территории России составляла, по некоторым данным, достигало 5 млн чел.). Особенно тревожным положение было в условиях «демографического вакуума» Сибири и Дальнего Востока и угрозы дезинтеграции азиатской части России, что заставило уже всерьез вспомнить тему «ползучей колонизации», «желтой опасности» и усложнило и без того тяжелую криминогенную обстановку в Российской Федерации. Особую озабоченность в связи с этим вызывает отмечаемая рядом авторов, в том числе и китайского происхождения, целенаправленная политика Пекина в сфере миграции китайского населения, искусное управление огромными потоками которой становится важным элементом государственной политики КНР. Таким образом, помимо своей воли Россия превращается в часть геополитического пространства Китая, причем на правах его периферийного фрагмента. Поистине, не можем не согласиться в связи с этим с мнением, что «особенность китайского вызова заключается в том, что в условиях мирной международной обстановки и добрых отношений между Москвой и Пекином, как в настоящее время, он может оказаться более грозным, чем если бы эти отношения были прохладнее».

Можно констатировать, что уже в первый год после распада СССР на 15 суверенных государств Пекину удалось в ходе своего интенсивного наступления на столицы независимых государств Центральной Азии существенно потеснить Россию и в экономическом плане. Причем в значительной мере речь шла не о вытеснении России, а о «заполнении ниши», образовавшейся после ее добровольного экономического ухода из региона. Наглядным свидетельством этому может служить, например, то, что уже в конце 1994 г. была достигнута принципиальная договоренность о реконструкции Карагандинского металлургического комбината в счет китайских кредитов и на базе оборудования из КНР, соответствующего советским стандартам технологического профиля. К концу 90-х гг. сфера сотрудничества КНР и Казахстана охватывала проекты разведки и добычи природных ресурсов, строительства китайского завода по производству пикапов, экспорта казахской электроэнергии, трансконтинентального железнодорожного строительства, добычи и транспортировки по маршруту Западный Казахстан - Западный Китай нефти и газа, что позволяет Астане дифференцировать их экспортные потоки, а также проекты в области электроники и совместной разработки космических программ. Характерно, что для Китая значительный интерес представляют и возможности получения технологий и научных разработок, созданных еще в советский период или полученных недавно из России. В 1992 г. на Китай приходилось уже 20% всего товарооборота Казахстана и 10% - Киргизии.

Характерным примером может служить и заключенное в 1992 г. китайско-монгольское соглашение о поставках из КНР в Монголию нефтепродуктов в обмен на медный концентрат, что имело целью смягчить острый энергетический кризис в Монголии, вызванный резким сокращением поставок нефти из Российской Федерации. В результате первого визита в КНР в 1998 г. президента Н. Багабанди был подписан контракт по совместной добыче и переработке нефти на открытом в свое время советскими геологами месторождении Джуун-баян, половина добытой нефти с которого будет экспортироваться в Китай. К 1999 г. Китай вышел уже на первое место по размеру товарооборота с Монголией и по объему иностранных инвестиций в эту страну.

В вытеснении России из нефтегазовой сферы региона, куда устремился в первую очередь государственный капитал Китая, виновата прежде всего она сама, ибо складывается впечатление, что российские компании и власти делали все возможное, чтобы отгородиться от центрально-азиатских стран. Не последнюю роль сыграло и то, что центрально-азиатская нефть содержит смолоасфальтовые вещества, что требует сооружения специальных нефтеочистительных установок, а высокое процентное содержание активного сероводорода в нефти заставляет использовать антикоррозийные трубы. Схожесть характеристик данной нефти с аналогами технологического профиля Дацинского нефтеперерабатывающего комплекса позволяет КНР решить эти технические сложности. Китай продемонстрировал огромную заинтересованность в росте своего экономического влияния в регионе и захвате рынков сбыта для своей продукции (к 2000 г. товарооборот КНР со странами Центральной Азии составил около 2 млрд долл.), которая в силу своего низкого качества не находит сбыта на мировом рынке. Впрочем, есть статья китайского экспорта, по которой КНР в силу идентичности технологических стандартов уже давно составляет известную конкуренцию России. Речь идет о продаже вооружений (давно уже не ограничивающихся дешевой китайской модификацией автомата «Калашников»), в рамках которой КНР уже к 1991 г., обойдя Великобританию, уверенно занимает 4-е место в мире среди крупнейших экспортеров после США, России и Франции.

Уже в июне 1992 г. руководители пяти провинций и автономных районов северо-запада страны были вызваны в Пекин, где премьер Госсовета Ли Пэн поставил перед ними задачу освоения огромного рынка на севере. Вскоре после встречи руководители СУАР представили стратегию экономического сотрудничества с центрально-азиатскими республиками, с необычайной скоростью одобренную Пекином. Произошло резкое увеличение торгового оборота КНР со странами региона, и уже к концу десятилетия товарооборот КНР со странами Центральной Азии по многим показателям превышал российский. Динамика роста товарооборота была очень характерна для модели освоения Китаем нового рынка: стремительный рост в начале 90-х годов - с 45 млн долл. до 475 млн долл. в 1992 г. и до более 600 млн долл. в 1993 г. Кризис бартерной торговли, отказ населения Центральной Азии от низкокачественной китайской продукции вызвал замедление (а в 1994 г. даже падение до 577 млн долл.) торгового оборота, что вынудило китайские власти моментально переориентироваться с бартера и «челночной» торговли на предоставление краткосрочных технических кредитов, создание совместных предприятий в торговой сфере с целью увеличения товарооборота (к 1997 г. китайско-казахстанский товарооборот достиг 600 млн долл., и КНР стала вторым /после России/ основным торговым партнером Казахстана). Помимо освоения центральноазиатского рынка Пекин связывает большие надежды с подключением к транспортной и нефтепроводной инфраструктуре региона, что даст Китаю выход, минуя транзитные магистрали России, через Иран и Турцию в Персидский залив, Черное и Средиземное моря. Самым грандиозным проектом на сегодняшний день считается разрабатываемый с 1994 г. после 12-дневного турне Ли Пэна по Казахстану, Туркменистану, Узбекистану и Киргизии план строительства крупнейшего газопровода Туркменистан - Китай - Япония протяженностью около 8 тыс. км (в т.ч. морем) и мощностью 30 млрд куб. м в год. Стоимость строительства, которое предполагается начать в первые годы следующего тысячелетия и оплачивать главным образом за счет японских инвестиций, оценивается в 10 млрд долл.

В целом в 90-е гг. отношения Китая с центрально-азиатскими странами развивались очень успешно и порой подчеркнуто дружественно. Так, А. Акаев - автор «Дипломатии шелкового пути» - даже подал в суд на орган киргизского парламента «Свободные горы» за «постоянные наглые выпады в адрес Китая». Для китайцев, несмотря на мягкое демографическое «наползание» Китая (к середине 90-х гг. в Казахстане незаконно проживали 300 тыс. китайцев), сохраняется режим безвизового въезда в Киргизию. Центральноазиатские власти пытаются «не замечать» действия Пекина, которые наносят ущерб странам региона, что порождает у китайских властей определенный кураж. Например, Казахстан никак не прореагировал на то, что в январе 1999 г. Китай начал переброс части стока верхнего течения Иртыша, что привело к резкому загрязнению реки и существенному уменьшению водостока. Необычная активизация дипломатии КНР на северо-западном направлении объясняется, помимо стремления предотвратить попытки Тайваня заполнить геополитический «вакуум», образовавшийся в результате радикального изменения политической карты Центральной и Восточной Европы, а также всего «советского пространства», также мотивами, которые невозможно объяснить вне рамок парадигмы «коммунистического мессианства». Смена власти в странах так называемого социалистического содружества, роспуск СЭВ и ОВД (1991 г.), крушение всего советского блока, включая и СССР, оставляли социалистический Китай практически один на один с «мировым капитализмом», с военно-политическими и финансовыми структурами «золотого миллиарда». Оставшиеся социалистические страны Вьетнам, Лаос, Монголия, КНДР, Куба, которые, что характерно, Тайбэй также не обошел своим вниманием, не представлялись «надежным тылом», особенно в свете активного давления со стороны стран Запада, а также периодически вспыхивающей борьбы против «красно-коричневых» в Кремле.

«Китайский Кремль» («Чжуннаньхай»), казалось бы, должен был встать в этой сложнейшей обстановке перед дилеммой: либо выступить правопреемником КПСС в «мировом коммунистическом движении», либо «умыть руки» и отказаться раз и навсегда от крайне неудобного для себя «бремени лидерства». Следует сказать, что и на этот раз чувство диалектического прагматизма не изменило руководству КПК и оно, вновь неоднократно подтвердив, что КНР «не станет сверхдержавой» и «не будет стремиться к гегемонии», сосредоточило все внимание на том, чтобы ускоренными темпами социалистической модернизации превратить свою «самую населенную развивающуюся страну» и «самую большую социалистическую страну» в ведущую мировую державу и одновременно оградить нацию от влияния «трагического опыта» европейского «реального социализма». Таким образом, не отрекаясь публично от идей «пролетарского интернационализма», сохраняя верность революционным принципам марксизма-ленинизма и диалектично комбинируя «жесткость» и «гибкость», Пекин обеспечивал плавный и лишенный деморализующей «шоковой терапии» переход к сосредоточению страны на сугубо национальных задачах модернизации. Оптимальной для маневрирования в сложившихся условиях представлялась «архитектоника международных отношений», в соответствии с разработанной еще руководителем Центра международных исследований при Госсовете КНР Хуань Сяном в начале 80-х годов, т.е. в период противостояния КПК и КПСС, концепцией «многополюсности».

Крушение геостратегического соперника в лице СССР создавало объективные предпосылки для перегруппировки и консолидации сил двух оставшихся акторов «большого треугольника» - КНР и США с перспективой возрождения «новой биполярности». В создавшейся ситуации к лидерству и роли «знаменосца» Пекин подталкивали и ряд стран «третьего мира» и разношерстные антикапиталистические и антиглобалистские силы. Но более чем тема лидерства, Пекин волновали сейчас проблемы выживания и сосуществования без «идеологической конфронтации», по крайней мере, до наращивания собственной «комплексной мощи», с единственной оставшейся в мире «сверхдержавой» - готовым «образом врага» - Соединенными Штатами. Тем не менее, несмотря на неоднократные заверения, что после развала СССР Китай не стремится «заполнить вакуум» и превратиться в лидера социализма, создав вокруг себя политико-экономический блок социалистических стран, «обоюдное стремление идти по пути социализма» продолжало выступать мощным катализатором дипломатии Пекина, подтверждением чему служат, например, интенсивные межпартийные и межправительственные контакты КНР и Кубы. Визит на Остров Свободы Цзян Цзэминя в 1993 г. (первый визит на Кубу китайского руководителя такого уровня), когда председатель КНР был награжден высшей кубинской наградой - орденом «Хосе Марти», и первое посещение Китая Ф. Кастро в 1995 г., во время которого он заявил, что китайская реформа есть «самосовершенствование социалистической системы, а не отказ от социалистического пути», обозначили новые рубежи политических связей двух партий и стран. Особенно остро это чувствовали в Вашингтоне, где не очень доверяли заявлениям, подобным тому, которое сделал посол КНР в Мексике Хуан Сикань, касаясь китайско-кубинских отношений: «Китай не готов заменить СССР, и жители острова не должны тешить себя надеждой». Руководство США в этой связи более всего беспокоил вопрос о том, в какой степени это «коммунистическое ружье», используя метафору А.П. Чехова, грозит, рано или поздно, «выстрелить».

Учитывая создавшуюся ситуацию, из печати КНР изъяли формулировку «связи с коммунистическими и рабочими партиями», хотя практика приглашения лидеров зарубежных коммунистических партий для «обмена опытом», а также «отдыха и лечения» продолжалась. Одним из примеров, высвечивающих «политическую кухню» современного Пекина, могут служить интенсивные и не прекращающиеся до сих пор поиски методом «проб и ошибок» адекватного партнера для КПК в лице некой правящей партии России, взамен дискредитировавшей себя в глазах нового руководства в Кремле КПСС. При этом, явно опасаясь недовольства Кремля, Международный отдел ЦК КПК лишь в 1995 г. пошел на установление регулярных контактов с КПРФ, официально пригласив в КНР делегацию российских коммунистов во главе с Г. Зюгановым, и только в 1997 г. подписал с КПРФ первый совместный протокол. К концу 90-х гг. КПК были установлены контакты с 300 зарубежными политическими партиями и движениями в 130 государствах. Не забыт был также партократический опыт сотрудничества китайских коммерсантов с «дружественными фирмами», рекомендованными «братскими коммунистическими партиями». Впрочем, дальнейшие события показали, что в целом для внешнеэкономической деятельности Пекина осталось характерным стремление использовать политико-идеологический ресурс, когда речь идет о выгодах для китайской стороны, и стойкое разделение сферы политики и экономики, когда возникает вопрос о возможных китайских потерях.

Одновременно с этим в начале 90-х гг. китайское руководство было не готово, по крайней мере, психологически, подобно тому, как с начала века на щит был поднят лозунг «Только социализм может спасти Китай!», в современной ситуации связать себе руки призывом «Только Китай может спасти социализм!». Напротив, прагматически мыслящие лидеры склонны были поднять «знамя социалистических идей» достаточно высоко, придав ему вид менее пугающей хоругви «духовной цивилизации», чтобы оно не стесняло их движение вперед и не мешало «набирать очки» на националистических лозунгах. Во внешнеполитической деятельности КНР стала руководствоваться словами Дэн Сяопина: «Сдержанность, сдержанность и еще раз сдержанность… В мире есть еще много противоречий, которые Китай может использовать… Если только Китай выстоит, то в мире еще останется одна пятая человечества на прочных позициях социализма».

После развала СССР у китайского руководства окрепло осознание того, что в условиях «краха ялтинской системы» КНР имеет все шансы занять самостоятельное место в мировом развитии, тем более что отпала «угроза с Севера». Принципиально важно, что это место на уровне обыденного сознания не ассоциируется в глазах достаточно идеологизированных китайцев с ролью Китая в качестве «последнего бастиона пролетарского интернационализма». Будучи готовым выступать выразителем интересов стран «третьего мира», Китай сознательно уходил от «бремени» лидерства («цзюэбудантоу») и был не склонен представлять свою приверженность «мирному сосуществованию» как изощренную форму классовой борьбы. Демонстрацией возобладания прагматических установок стала, например, достаточно взвешенная политика Китая на африканском и латиноамериканском направлениях, где Пекин не стремится представить себя «витриной социализма» и поддерживать, идя на смену СССР, практически все движения, от «Сендеро Луминосо» в Перу до АНК в ЮАР, едва заикнувшиеся о своем «социалистическом выборе». В основу сотрудничества «Юг - Юг», по мнению Пекина, должны были лечь принципы, озвученные Цзян Цзэминем в ходе его, традиционного для дипломатии КНР, «серийного» визита в 6 стран Африки в 1996 г.: «искренняя дружба, „остающаяся верной в хорошую и дурную погоду“»; равенство в отношениях, взаимное уважение суверенитета, невмешательство во внутренние дела друг друга; взаимовыгода и взаимоблагоприятствование, стремление к общему развитию; активизация консультаций, тесное сотрудничество в международных делах; содействие созданию будущего справедливого миропорядка». Подобные общие «неклассовые» заверения в адрес народов других континентов в том, что Китай является их «другом при любой погоде», позволяют Пекину без опасения быть уличенным в «коммунистической пропаганде» озвучивать принципы своей «солидарной» внешней политики, подводя политическую базу под экономическое сотрудничество со странами Африки и Латинской Америки.

Панические настроения довольно быстро сменились в Пекине оптимистическими надеждами на то, что новая международная обстановка будет благоприятствовать укреплению националистических позиций Китая как олицетворения всех преимуществ конфуцианской цивилизации и прообраза «нового мирового политического порядка». Среди вероятных сценариев развития событий не исключался и такой, по которому в «постконфронтационной» эйфории после распада СССР прекратится военное присутствие США в АТР, что сделает для Китая актуальной задачу заполнения образовавшегося вакуума влияния в регионе, где он действительно претендует на неформальное лидерство. Наконец, в стратегическом плане Китай стремился использовать выгодную для себя ситуацию для перекачки передовых и дешевых российских технологий, особенно в сфере ВПК, закупки оружия, а главное - для привязки дальневосточных, сибирских, среднеазиатских ресурсов к соответствующим индустриальным центрам Северо-Восточного Китая и Синьцзяна. Так, по словам директора Китайского института современных международных отношений Шэн Цзюйжуна, «распад двухполюсной системы дал Китаю следующие возможности: отпала необходимость трудного выбора между СССР и США, существенно улучшились условия безопасности вокруг Китая, расширилось открытое пространство по всем направлениям. Хотя Китай стоит перед лицом серьезного вызова, шансы сильнее этого вызова».

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

РЕФЕРАТ

на тему: «Особенности дипломатии Китая в период средневековья»

Валерий Ким

Екатерина Иванченко

Тысячелетиями огромный культурный Китай существовал среди варварских кочевых племен на Севере и относительно малых и слабых государственных образований на Юге и Востоке. Такое положение, сохранившееся и в средние века, отразилось на внешнеполитических воззрениях как элиты, так и всего китайского народа, считавшего свою страну центром земли и остального человечества, у которого нечему учиться культурным китайцам. Комплекс этноцивилизационного превосходства отразился даже на такой прагматической сфере деятельности, как дипломатия.

Известно, что китайцы одни из самых обходительных людей во всем мире, их корректность в деловой сфере и коммуникабельность в обычной жизни часто становятся темами для многочисленных научных трудов. Период Средневековья стал для Китая эпохой различных затяжных войн и длительных межэтнических контактов. Расширение пределов государства, увеличение данников из числа иноземных правителей было целью внешней политики множества династий, сменявших друг друга на политической арене Китая. Неоднократные войны сменялись периодами неустойчивого перемирия.

Используя сведения об особенностях китайской дипломатии, которые приведены далее, можно избежать многочисленных просчетов при межэтнических контактах с китайцами в современных международных отношениях.

Ретроспективный экскурс в политику Китая в период Средневековья показывает, что c падением империи Хань на рубеже II-III вв. в Китае происходит смена эпох: заканчивается древний период истории страны и начинается Средневековье. Первый этап раннего феодализма вошел в историю как время Троецарствия (220-280 гг.). На территории страны сложилось три государства (Вэй на севере, Шу в центральной части и У на юге), власть в которых по типу приближалась к военной диктатуре. Но уже в конце III в. политическая стабильность в Китае вновь утрачивается, и он становится легкой добычей хлынувших сюда кочевых племен, преимущественно оседавших в северо-западных районах страны. С этого момента в течение двух с половиной веков Китай был разделен на северную и Южную части, что сказалось на последующем его развитии.

Укрепление централизованной власти происходит в 20-х гг. V в. после основания здесь империи Южная Сун и в 30-х гг. V в. на севере, где усиливается империя Северная Вэй, в которой стремление к установлению единой китайской государственности было выражено сильнее. В 581 г. на севере произошел государственный переворот: полководец Ян Цзянь отстранил императора и переменил название государства Суй. В 589 г. он подчинил своей власти южное государство и впервые после четырехсотлетнего периода раздробленности восстановил политическое единство страны.

Если же говорить об особенностях развития политических связей Китая с другими государствами в более поздний период, то необходимо отметить, что в XV в. активизируется южное направление внешней политики. Китай вмешивается во вьетнамские дела и захватывает ряд районов Бирмы. С 1405 по 1433 год в страны Юго-Восточной Азии, Индии, Аравию и Африку совершается семь грандиозных экспедиций китайского флота под руководством Чжэн Хэ (1371 около 1434). В разных походах он вел от 48 до 62 только крупных кораблей (это путешествие совершено за 100 лет до открытия Колумбом Америки, причем флагманский корабль Чжэн Хэ превосходил в два с лишним раза по размерам знаменитую «Санта Марию» Колумба). Целью вояжа было установление торговых и дипломатических связей с заморскими странами, хотя вся внешняя торговля была сведена к обмену данью и дарами с зарубежными посольствами, на частную же внешнеторговую деятельность накладывался строжайший запрет. Караванная торговля также приобрела характер посольских миссий.

Частная торговая деятельность признавалась легальной и доходной для казны, однако общественное мнение считало ее недостойной уважения и требовавшей систематического контроля со стороны властей. Само же государство вело активную внутреннюю торговую политику. Казна принудительно закупала товары по низким ценам и распределяла продукты казенных промыслов, продавала лицензию на торговую деятельность, сохраняла систему монопольных товаров, содержала императорские лавки и насаждала государственные «торговые поселения».

Анализируя особенности тайной и официальной китайской дипломатии в Средние века, делаем вывод, что она исходила из концепции «предопределенного менталитета» остального мира от Китая, поскольку «Небо над миром одно, Мандат Неба выдан императору, следовательно, весь остальной мир вассал Китая. Император получил ясный приказ Неба править китайцами и иностранцами... С тех пор как существуют Земля и Небо, существует и деление на поданных и государей, низших и высших. Поэтому существует определенный порядок в отношениях с иностранцами.»

Осути такого «определенного порядка» говорит иероглиф «фань», обозначающий одновременно иностранца, чужеземца, подчиненного, дикаря. По представлениям китайцев, их страна круг, вписанный в квадрат мира, а в уголках квадрата существуют вышеупомянутые «фань», относиться к которым гуманно нельзя, поскольку «принцип морали для управления Китаем, принцип нападения для управления варварами». Завоеванным Китаем уголкам мирового квадрата давались следующие названия: Аньдун (Смиренный Восток), Аннань (Смиренный Юг).

Знание мира у китайской верхушки было, но оно принципиально игнорировалось: весь некитайский мир рассматривался как что-то периферийное и однообразное, многообразие мира и реальность заслонялись шовинистической и китаецентрической догмой, которая, возможно, и по сей день дает о себе знать в менталитете китайцев.

На практике апологеты «предопределенного вассалитета» удовлетворялись номинальным вассалитетом: главными обязанностями «вассала» были посещение Пекина (официально трактуемое как проявление верноподданничества) с подарками китайскому императору (трактуемыми как дань) и получение «вассалом» еще более ценных подарков от императора, именуемых «милостью и жалованьем».

Объясняется данный феномен китайской дипломатии тем, что концепция «предопределенного вассалитета» была рассчитана не столько на иностранцев, сколько на самих китайцев: видимость вассалитета дополнительное доказательство власти династии, которая таким образом убеждала народ, что перед ней «все иностранцы в трепете подчинились», «бесчисленные государства спешат стать вассалами, принести дань и узреть Сына Неба». Таким образом, в Китае внешняя политика находится на службе внутренней политики прямо, а не опосредованно, как на Западе. Параллельно убеждению масс, в стремлении большинства стран «приобщиться к цивилизации» нагнеталось также ощущение внешней опасности от закоренелых варваров с Севера для сплочения общества и оправдания жестокой налоговой эксплуатации: «Отсутствие внешних врагов ведет к распаду государства». дипломатия китай средневековье

С целью усиления психолого-идеологического воздействия в нужном направлении на иностранцев и собственный народ была абсолютизирована церемониальная сторона дипломатических контактов. В соответствии с дипломатическим ритуалом «коу-тоу», просуществовавшим до 1858 г., иностранные представители должны были выполнить ряд унижающих их личное и государственное достоинство их стран условий аудиенции с китайским императором, в том числе 3 преклонения и 9 падений ниц.

В 1660 г. цинский император так прокомментировал прибытие в Пекин российской миссии Н. Спафария: «Русский царь назвал себя Великим Ханом и вообще в грамоте его много нескромного. Белый царь всего лишь глава племен, а самонадеян и грамота его кичливая». Россия находится далеко на западной окраине и недостаточно цивилизованна, но в присылке посла видно стремление к выполнению долга. Поэтому велено Белого царя и его посла наградить милостиво». Отказ Н. Спафария стать на колени при получении даров императора был расценен как «недостаточное обращение русских к цивилизации». Китайский сановник откровенно заявил русскому послу, что «Русь не вассал, но обычай переменить нельзя». На что Спафарий ответил: «Ваш обычай от нашего разнится: у нас идет к чести, а у вас к бесчестью». Посол уезжал из Китая с убеждением, что «они легче потеряют царство свое, чем покинут обычай свой».

В то время как официальная дипломатия выполняла роль атрибута имперского величия Китая, конкретные задачи внешней политики решались методами тайной неофициальной дипломатии, т. е. китайская дипломатия с двойным дном (тайная дипломатия в двух странах решает только немногие деликатные конкретные задачи). Тайная дипломатия старого Китая проникнута духом легизма и его приоритетом государственных интересов любой ценой (цель оправдывает средства) и исходит из реального положения вещей, а не из догм официальной политики.

Поскольку война для огромного земледельческого Китая всегда была бременем, он постоянно исходил из того, что «дипломатия альтернатива войне»: «сначала разбей замыслы врага, потом его союзы, затем его самого».

Инструментарий китайской дипломатии состоял не только из хитроумных ловушек, но и из разработанных на все случаи опасной международной жизни конкретных внешнеполитических доктрин:

Горизонтальная стратегия в самом начале и в упадке династии. Слабый Китай вступает в союзы с соседями против дальнего для Китая, но близкого соседям противника. Таким образом, соседи отвлекаются в противоположном от Китая направлении;

Вертикальная стратегия в апогее династии: Сильный Китай наступает на соседей «в союзе с далекими против близких»;

Комбинационная стратегия смена союзников как перчаток;

Сочетание военных и дипломатических методов: «пером и мечом надо действовать одновременно»;

- «использование яда в качестве противоядия» (варваров против варваров);

Симуляция слабости: «прикинувшись девицей, броситься, как тигр в открытые двери».

Резюмируя все вше сказанное, приходим к следующим выводам:

Дипломатию игру без правил Китай довольно успешно превратил в игру по своим правилам, используя стратагемный подход, в качестве своего рода дипломатического каратэ, неизбежно фатальной для противников Поднебесной.

Стратагема это особый стратегический план, в котором для противника заложена ловушка. Соответственно, дипломатическая стратагема сумма целенаправленных дипломатических и иных мероприятий, рассчитанных на реализацию долговременного стратегического плана решения кардинальных задач внешней политики.

Философия интриги, искусство введения в заблуждение, активная дальновидность; умение не только рассчитать, но и запрограммировать ходы в политической игре именно в этом заключена дипломатическая стратагема Китая основное средство борьбы с внешними врагами государства в период Средневековья.

В современных условиях китайская дипломатия умело использует некоторые приемы из богатого арсенала «китайских переговорных церемоний» для улаживания межконфессиональных и межэтнических конфликтов.

Список литературы

1. Говоров, Ю.Л. История стран Азии и Африки в средние века / Ю.Л. Говоров. М., 2003.

2. Исмаилова, С. Всемирная история / С. Исмаилова. М., 1996.

3. Поляк, Г.Б. Всемирная история: учеб. для вузов / Г.Б. Поляк, А.Н. Маркова. М., 2005.

Размещено на Allbest.ru

Подобные документы

Исследование политических взаимоотношений между государствами Западной Европы в период средневековья. Анализ проблемы устойчивости границ. Сущность властных полномочий. Роль религиозного фактора в дипломатии. Изучение методов ведения международных дел.

дипломная работа , добавлен 10.11.2017


Экономические и политические ресурсы Китайской Народной Республики. Взаимоотношения Китая с пограничными государствами и основными партнерами. Характеристика деятельности Китая на международной арене. Особенности взаимоотношений между Россией и Китаем.

контрольная работа , добавлен 13.01.2017


Роль многосторонней дипломатии в подготовке общеевропейского совещания. Основные этапы эволюции ОБСЕ и её механизмов многосторонней дипломатии. Форумы многосторонней дипломатии СБСЕ в преодолении "холодной войны". Состав организации как уникальность ОБСЕ.

курсовая работа , добавлен 25.04.2015


Роль СЭЗ в экономике Китая и степень его вовлеченности в международные финансовые отношения. Сотрудничество Китая и России. Тенденции развития экономики Китая, и её роль в мирохозяйственных связях. Экономические реформы Китая. Экспортная валютная выручка.

контрольная работа , добавлен 10.02.2009


Характеристика и особенности отношений Китая со странами мира. Отличительные черты экономики КНР, которая ориентирована на экспорт товаров широкого потребления. Главные положения военной доктрины, политики энергобезопасности и внутренней политики Китая.

эссе , добавлен 26.03.2010


Формирование мировоззрения К. Токаева и выбор профессии дипломата. Научно-исследовательская деятельность. Взгляды К. Токаева по основным проблемам казахстанской дипломатии и международным отношениям в целом. "Советский период" в карьере дипломата.

курсовая работа , добавлен 08.06.2014


Современная ситуация в Северо-Восточной Азии (СВА). Значение Республики Кореи в процессах, происходящих в СВА. Роль США и Китая в СВА. Становление "северной дипломатии" Кореи. "Политика мира и процветания" Но Му Хёна. Перспективы межкорейского диалога.

курсовая работа , добавлен 17.06.2011


Особенности формирования мирохозяйственного курса КНР. Возрождение и модернизация традиций Китая, причины хозяйственного подъема и роль политических мотивов. Сущность китайской внешнеэкономической политики и борьба Китая за мирохозяйственные позиции.

курсовая работа , добавлен 09.08.2009


Экономическое сотрудничество между государствами как основа современной глобализации. США и Евросоюз - два центра глобального геополитического притяжения. Инструменты экономической дипломатии, направленные на укрепление экономических отношений.

реферат , добавлен 15.11.2011


Истоки возникновения марксизма в Китае. Предпосылки особого пути развития Китая. Обзор и характеристика внутренних проблем современного Китая. Особенности социальной политики современного Китая и экономических преобразований последних десятилетий.

Китайская дипломатия во второй половине XX в. претерпела значительные изменения. Из отсталой страны Китай превратился в ядерную державу с миллиардным населением, с мощной промышленностью. "Культурная революция" нанесла серьезный удар по имиджу КНР и в дипломатии. Более 40 китайских послов были отозваны из-за границы, иностранные дипломаты в Пекине получили унижений и оскорблений, "красная гвардия" даже физически расправилась с каждым из них. На советское и английское посольства было совершено нападение.

В 1971 году правительство Китая принес свои извинения пострадавшим в годы "культурной революции" странам, компенсировал ущерб, нанесенный посольствам, занял свое место в Совете Безопасности.

Иностранные дипломаты, работавшие в Китае, уважают высокий профессионализм китайского руководства. Известный американский дипломат Дж. Кеннан в своих мемуарах писал, что в "индивидуальном плане китайцы умные люди среди всех народов мира".

В связи с тем, что окончательные решения принимаются, как правило, руководителями страны, то без их одобрения ни одно изменение отношений невозможна. Вместе с тем, руководители Китая считаются с мнением дипломатов, ученых. В китайской делегации, как правило, многие эксперты, например, эксперт по финансовым вопросам, технических и тому подобное. В результате численность делегации оказывается достаточно большой .

Сами китайцы отстаивают свои позиции очень строго и совершают поступки только тогда, когда переговоры зашли в тупик. Они умело используют ошибки, допущенные партнерами .

Китайцы - радушные хозяева. Если вас пригласят домой или в ресторан на обед, приготовьтесь к тому, что подадут два десятка блюд, а то и больше. Категорически отказываться от предложенного угощения не следует. Даже если какая-то из экзотических блюд кажется вам отвратительной, попробуйте съесть хотя бы кусочек или несколько ложек, а остальные оставьте. Если подают суп, значит, обед подходит к концу. Гость в Китае должен подниматься из-за стола первым.

В Китае популярны и водка, и вино. Пьют, как правило, после тоста. Бокал следует держать в правой руке, поддерживая ее левой. Чокаются нечасто, но если чокаются, то придерживаться правила: бокал младшего по рангу должен коснуться верхней частью ножки бокала, который держит человек высокого ранга. В чужие бокалы нужно наливать до краев, иначе это будет расценено как неуважение .

Особенности дипломатии Индии

Дипломаты Индии близки к английской школы, многие из них заканчивали английские университеты и стажировку в английском Форин Офисе. Некоторые индийские дипломаты к дипломатической службе были чиновниками английской колониальной администрации. Индийские дипломаты отличались высоким профессионализмом, разносторонними связями, умелым отстаиванием интересов своей страны.

Поддерживая контакты с представителями Индии, стоит помнить о том, что у индийцев высоко развито чувство собственного достоинства. Индус не позволит обидеть себя. Когда унижен в результате долгого колониального господства Англии, он очень оберегает свою независимость.

Американский дипломат, посол Уотсон, в своей книге "Дипломатия" отмечает высокую компетентность индийских коллег в двусторонней и многосторонней дипломатии.

Импонирует еще одна черта индийских политиков и дипломатов - это их реализм, практичность, подчиненность одной цели - интересам страны.

Индийский дипломат ревностно относится к своей чести. Вот, например, в Лондон к отцу, посла Индии, приехал син школьник, и в магазине, куда он пошел один, его соблазнили цветные карандаши, которые он украл. Его задержали, но как несовершеннолетнего, конечно, отпустили. Об этом узнали журналисты желтой прессы. В одной из газет появилась статья: "Отец заявил, которые поступок его сына не позволяет ему представлять свою страну, немедленно подал в отставку и покинул Лондон".

Цвык Анатолий Владимирович
Россия, Российский университет дружбы народов, факультет гуманитарных и социальных наук, направление международные отношения
[email protected]

Аннотация

Статья посвящена анализу современной китайской экономической дипломатии, рассматриваются этапы ее развития, раскрываются специфика, формы и методы, обосновывается ее обусловленность особенностями внешнеполитической стратегии современной КНР.